Will you be there – вступление из Оды к радости
авторская статья
рубрика: "Очерки"
автор: - Aleksa
источник: mjart.ru
Вступая на какой-либо путь, человек всегда сомневается. Сможет ли он дойти туда, куда задумал, не собьется ли он, хватит ли у него сил на длинную и трудную дорогу. Даже если он уже окончательно решился, он все равно будет искать поддержки – она придаст ему уверенности и сил. Тем более важна эта поддержка, когда речь идет о пути духовном.
Даже тот, кто с самого детства хранит в себе сильную и искреннюю веру, иногда может испытывать сомнения и отчаяния. Особенно когда тяжело, одиноко и больно, когда вокруг происходит то, чего ты не понимаешь, когда тебя травят и пытаются унизить. Не всегда хватает сил поддерживать в груди этот огонь веры, тебя может обступить и тьма. Но человек сам решает свою судьбу – сдаться или повернуться к свету. И если он выбирает последнее, то обычно именно из таких глубин отчаяния рождаются самые искренние и трогательные произведения. Такие, как Will you be there.
Начало Will you be there – фрагмент финала 9-й симфонии Бетховена. Почему именно она? Что означает этот фрагмент? Я знаю, что если я просто дам ссылку (а я ее дам – вот она: http://www.manwb.ru/articles/music_box/ … sBox_0811/) и попрошу прочитать сначала тот текст, то мало кто выполнит просьбу ))) поэтому я вставлю текст прямо сюда, чтобы вам было не отвертеться. Это правда, очень важно, я дам его в небольшими сокращениями. И в конце допишу свое, подробнее про текст (я привожу сразу на русском, если нужно на немецком – вот ссылка http://ru.wikipedia.org/wiki/Гимн_Европы).
1785 год. Фридриху Шиллеру всего 25, но он уже кумир свободномыслящей молодежи. Он сочиняет оду «К радости», страстно взывая ко всему человечеству: «Обнимитесь, миллионы! Слейтесь в радости одной!» Такого полета духа мировая литература давно не знала! Ода тут же разошлась по всей Германии и за ее пределы, став истинно народным стихотворением. А через 200 лет — этого не мог предвидеть даже мечтатель Фридрих — ее избрали официальным гимном союза объединившихся европейских государств.
1792 год. Еще более юный Бетховен, увлеченный идеалами Французской революции и творениями Шиллера, Гомера, Плутарха, Шекспира, Гёте, знакомится с одой и решает обязательно написать для нее подобающую великую музыку. Правда, прежде чем осуществить ее, прежде чем понять, что есть истинная радость и счастье, он прошел невероятный, поистине героический Путь. Путь, длиною в тридцать лет…
С первыми же успехами и осознанием силы своего таланта к молодому Людвигу начала подступать глухота. Что может быть ужаснее для музыканта, чем не слышать звуков музыки?.. Зачем тогда жить? Но ведь музыка нематериальна, внутри она всегда звучит! А значит, нужно сражаться, значит, роковой недуг — это лишь таинственное благословение судьбы: пусть он ничего не слышит, зато отныне он может все усилия сосредоточить на главном, на том, к чему он призван, — успеть воплотить все, чем полнится душа. Подчинить этому всю свою могучую силу. «Плутарх научил меня смирению». Но смириться, по Бетховену, — это понять, чего хочет от тебя судьба, и следовать ей до конца. Страшное несчастье, которое могло сокрушить любого, заставило воспрянуть и проявиться во всем величии титаническую натуру Бетховена. «Мои физические силы растут и прибывают больше, чем когда-либо, вместе с силой духовной. Судьбе не удастся согнуть меня. О, как было бы прекрасно прожить тысячу жизней!» Из-под его пера начинают выходить симфонии, сравнимые по драматургии и широте философского замысла с «Гамлетом» или «Фаустом». И неизменно приводящие к победе духа, ибо «музыка должна высекать огонь из груди человеческой». «Я хочу доказать, что тот, кто поступает достойно и благородно, тем самым обретает в себе силу переносить несчастья…»
Почти нищий, больной, одинокий, воплощенное страдание, тот, кому словно весь мир отказал в радости, сам дарит радость миру! Он кует ее из своего несчастья, как выразил это во фразе, способной стать девизом всякой героической души: «Через страдания к Радости».
«О, я обнял бы весь мир без моего недуга! Моя молодость, я чувствую это, только теперь начинается!.. Каждый день я все ближе подхожу к той цели, которую чувствую, но не могу описать». Появляются первые варианты темы Радости. Но сражение с самим собой еще продолжается…
Одна прекрасная дама, Беттина Брентано, познакомившись с Бетховеном, с восторгом написала своему другу Гёте: «Он чувствует себя основателем нового духовного мира; он свободно творит неслыханное, чудесное. Что ему внешний мир, ему, который со восходом солнца за своим святым трудом?.. О Гёте, ни у какого царя или короля нет такого сознания своей силы и мощи, как у этого Бетховена!»
Настал 1822 год. Бетховен погружен в создание Девятой симфонии. В ней он вновь переживает всю свою жизнь, смысл ее открывается ему теперь полнее и яснее: «Нет ничего более высокого, — восклицает он, — чем приблизиться к Божеству и оттуда распространять его лучи между людьми». Это воплощенная в жизнь идея служения человечеству, всем братьям перед «Всемогущим, Вечным, Бесконечным», основанная на высшей любви и самоотречении. И тогда обретается истинная радость и счастье! Здесь уже нет личных радостей, личного стремления, личного страдания: здесь «веет дух всего человечества». «Радость — первенец творенья, — дочь великого Отца», — пишет Бетховен в тетрадях. И из глубины его души рождаются неслыханные звуки. И приходит мелодия Радости для любимой оды Шиллера — простая, как песня, и ясная, сильная, как гимн. Но она прозвучит в финале, до нее в симфонии, как в жизни, надо еще пройти путь.
Итак, вы готовы?..
С первыми бушующими звуками будто начинает рушиться мир, отчаянные падения и неудержимые взлеты сменяют друг дуга — это «бессмертный дух» испытывает нечеловеческие потрясения (первая часть). Когда самое страшное позади, перед ним разворачивается волшебно-заманчивая картина всей земной жизни: от наивной детской радости бытия до вакхического опьянения наслаждением (вторая часть). Но вот уже звучит мелодия непостижимой красоты, ее дыхание широко и свободно — это мир идеального, с которым стремится слиться душа (третья часть). Но надолго ли? И где же я сам, каков мой мотив?
Начинается четвертая часть симфонии:
Сомнения переходят в отчаяние. Какой же выбор? По очереди проносятся темы всех трех частей. Не то, не то, не то, говорит оркестр.
3.05
В тишине постепенно, прямо в присутствии слушателей, начинает рождаться та самая Мелодия Радости, бережно подхватываемая разными группами инструментов. Сначала она как первое излечивающее дуновение радости, только-только поселяющейся в сердце. Постепенно Радость наполняет все существо, не оставляя места страданию. Так начинается Пасхальная служба. С тихих и несмелых стихир, постепенно перерастая в величественный исполненный радости Канон, который проникает в самое сердце, возвещая о Воскрещении. Но тут случается непредвиденное:
06.36
снова врывается тема из первой части. И тогда на помощь Музыке приходит Слово — к такому никогда еще не обращалась симфония за всю свою историю, — чтобы добавить к силе музыки силу ясно выраженной мысли!
06.43
«О, братья, не надо этих звуков, дайте услышать более радостные», — возвещает солист-бас.
07.40
И один за другим голоса вновь подхватывают только что родившуюся мелодию, которая, обретя слова светлой оды Шиллера, становится вдохновенной песней (последние строки каждого куплета повторяются хором дважды). Русский перевод И.Миримского
Радость! Радость!
Радость, пламя неземное,
Райский дух, слетевший к нам,
Опьяненные тобою,
Мы вошли в твой светлый храм.
Ты сближаешь без усилья
Всех разрозненных враждой,
Там, где ты раскинешь крылья,
Люди — братья меж собой.
08.30
Кто сберёг в житейской вьюге
Дружбу друга своего,
Верен был своей подруге, -
Влейся в наше торжество!
Кто презрел в земной юдоли
Теплоту душевных уз,
Тот в слезах, по доброй воле,
Пусть покинет наш союз!
09.16
Мать-природа всё живое
Соком радости поит,
Всем даёт своей рукою
Долю счастья без обид.
Нам лозу и взор любимой,
Друга верного в бою,
Видеть Бога херувиму,
Сладострастие червю.
И вот уже звучит то героический марш победителей.
10.34
Солист восклицает «Радость! Радость» и поет строки.
Как светила по орбите,
Как герой на смертный бой,
Братья, в путь идите свой,
Смело, с радостью идите!
Последняя строчка повторяется несколько раз. Затем звучит марш, и снова хор вступает с темой Радости.
13.27
Радость, пламя неземное,
Райский дух, слетевший к нам,
Опьяненные тобою,
Мы вошли в твой светлый храм.
Ты сближаешь без усилья
Всех разрозненных враждой,
Там, где ты раскинешь крылья,
Люди — братья меж собой.
Затем тема Радости стихает и ей на помощь приходит другой хорал. Сначала солист, потом хор повторяют строчки.
14.27
Обнимитесь, миллионы!
Слейтесь в радости одной!
Там, над звёздною страной, -
Бог, в любви пресуществлённый!
И затем идет продолжение хорала, которое знакомо нам всем
16.19
Ниц простерлись вы в смиренье?
Мир! Ты видишь Божество?
Выше звёзд ищи Его;
В небесах Его селенья.
Дальше у Бетховена хор перейдет в радостное повторение этих строк, а затем и к теме стихам Шиллера. Но мы не пойдем дальше. Мы остановимся здесь. Потому что именно отсюда начинается фортепианное вступление песни Майкла. Из этой точки коленопреклонения и взора, обращенного к Небу.
После такого вступления не остается сомнений, что Will you be there – молитва. Причем есть в нем, как многие уже, наверное, знают, и лингвистические тонкости, которые указывают на смысл песни. Это употребление местоимения thee. В разборе произведений Шекспира лингвистами я нашла такое объяснение.
Как известно, в английском языке в настоящее время для обозначения второго лица как во множественном, так и в единственном числе используется исключительно местоимение you. Известно также, что такое положение вещей существовало далеко не всегда: на протяжении нескольких столетий для обращения к одному собеседнику параллельно употреблялись два местоимения: thou и you. Однако нельзя сказать, что они взаимозаменяемы: местоимение you является более нейтрально-вежливым, в то время как thou представляет собой стилистически маркированный знак. Маркированность эта имеет двойной характер. С одной стороны, данное местоимение употребляется по отношению к очень близкому другу, любимому человеку, наконец, Богу; с другой стороны, оно может иметь пейоративный, уничижительный смысл.
Здесь уместно говорить о первом варианте. Сами строки
Hold me
Like the River Jordan
And I will say to thee
You are my friend
О чем они? Река Иордан – это крещение Спасителя.
“Идет за мною Сильнейший меня, у Которого я недостоин, наклонившись, развязать ремень обуви Его; я крестил вас водою, а Он будет крестить вас Духом Святым” (Мк. 1, 7-8).
Здесь Иордан – это не вода, а Святой дух, поддержки которого и требуют эти слова. Строки
You are my friend
Тоже имеют глубинный смысл. Есть в одной из православных молитв такой текст:
Не бо блудницу, со слезами пришедшую к Тебе, отгнал еси; ниже мытаря отвергл еси покаявшася; ниже разбойника, познавша Царство Твое, отгнал еси; ниже гонителя покаявшася оставил еси, еже бе: но от покаяния Тебе пришедшия вся, в лице Твоих другов вчинил еси.
И хотя Майкл разворачивает эти слова, сам говорит Богу, что назовет его своим другом, по сути, они о том же самом – о том, что каждый, кто приходит к Богу с чистым сердцем, может назваться его другом.
Мне не дают покоя также строчки
Carry me
Like you are my brother
Love me like a mother
Человек всегда познает вещи в сравнении. Ориентируясь на собственный опыт, он будет узнавать, какой бывает любовь и забота. Если бы у Майкла были другие отношения с матерью, если бы не было такой любви, то для него Бог был бы грозным, карающим, требующим исполнения любых своих заветов неукоснительно и незамедлительно. Такой была любовь его отца. Но мать рассказала ему о том, что на самом деле отношение Бога к человеку – это любовь и ничего кроме любви. Ему есть с чем сравнить. Отношения с братьями всегда казались спорными со стороны, но если Майкл ставит в одну смысловую строчку слова «забота» и «братья», значит, так оно и было, значит, он чувствовал эту заботу.
Дальше идет небольшой проигрыш, во время которого, как мне кажется, Майкл взывает «Say… O, Lord… Say…. O, Lord». «Ответь, Господи! »
Weary
Tell me will you hold me?
When wrong, will you scold me?
When lost will you find me?
Каждый, кто идет по духовному пути, знает – случается всякое. Можно устать, заблудиться, споткнуться и упасть. Но всегда надо находить в себе силы вставать и идти дальше. Сделать это без поддержки – почти непосильная задача. Майкл знает об этом…
But they told me
A man should be faithful
And walk when not able
And fight till the end
But I’m only human
До этого спокойный и уверенный голос проваливается в глубину страданий. Иногда на человека наваливается все сразу, и ему кажется, что уже почти не выбраться из этого. На Майкла порой наваливалось столько, что было сложно представить, что его хрупкая фигура сможет это выдержать. И дело даже не в судах, там и до судов было много боли и одиночества. И несмотря на то, что он всегда умел держаться, иногда это «But I’m only human» прорывалось наружу. Чаще в полном одиночестве, но иногда и вот так, как в этой песне или некоторых интервью в те периоды, когда беды обступали слишком плотным кольцом. Только в интервью это было спокойнее, без такого надрыва.
И снова поддерживающий хор, и так похожие на «O, Lord» напевы на третьем плане.
Everyone’s taking control of me
Seems that the world’s
Got a role for me
I’m so confused
Will you show to me
You’ll be there for me
And care enough to bear me
Самая, пожалуй, сильная по эмоциям часть песни, сильнее только финал. В ней так много Майкла… Его волнует собственная внутренняя духовная жизнь, он хочет сам по себе быть лучше и чище, но на него наваливается еще и его миссия любви и добра, которые он должен нести без преувеличения всему миру. Он только что пел о том, что он «Всего лишь человек», ему было бы достаточно и собственных личных внутренних переживаний, он смущен тем, какая на самом деле роль уготована ему. Он знает, без поддержки ему не справиться. Но он уже уверен в этой поддержке. Поэтому последние строки – это не вопрос, а утверждение.
Именно здесь текст максимально близок к восприятию девятой симфонии, о котором мы читали выше. Мог ли Майкл не знать всего этого? Это невозможно. Как справедливо заметила Lietana, «это все равно, что не уметь есть ложкой». Мог ли Майкл не чувствовать трепет, читая о Бетховене и слушая его музыку? Мог ли он не узнавать в этом зеркале себя? Не чувствовать близость к тому, что было уготовано другому гению Богом? Скептики могут 150 раз посмеяться в этом месте, но мы-то знаем, что к чему.
Мог ли они не сомневаться в своих силах? Мог ли он не взывать «Я вижу, это мой путь. Но будешь ли ты рядом со мной на всем его протяжении?». Его стихи сами отвечают на все эти вопросы и передают состояние человека, вдруг увидевшего какие-то новые глубины, узнавшего свое предназначение. И решившего его исполнять до конца, несмотря ни на что.
Дальше идет часть, которая несколько различается в песне и в стихах в «Танцуя мечту». Я не буду говорить о ней много, она настолько говорит за себя своей готовностью следовать туда, куда его призовет Бог, верой, поиском поддержки и любви, она настолько наполнена признаниями Майкла в одиночестве, усталости, жажде любви и свободы… Скажу только одно, что в песне нет строк, которые есть в стихах, и они меня очень трогают:
Lonely
When I’m cold and lonely
And needing you only
Will you still care?
Will you be there?
Но этот порыв стихает, Майкл погружается в себя, находит нужное состояние, чтобы завершить эту молитву и произносит те слова, которые за ним губами повторяет каждый из нас.
In our darkest hour
In my deepest despair
Will you still care
Will you be there?
In my trials
And my tribulations
Through our doubts
And frustrations
In my violence
In my turbulence
Through my fear
And my confessions
In my anguish and my pain
Through my joy and my sorrow
In the promise of
Another tomorrow…
I’ll never let you part
For you’re always in my heart.
И произнеся эти слова, он встает под защиту и утешение спустившегося к нему Ангела.
