Для меня стало неожиданностью, когда Майкл Джексон захотел приватно дать интервью какому-то малоизвестному репортеру, то есть мне. Когда мне было сделано предложение взять это интервью, сначала я даже немного растерялся. Если честно, то я совершенно не был к нему готов. Но подавив смятение я, конечно же, его принял. За пару недель мне пришлось прочитать уйму различной информации про Майкла, начиная с детства и заканчивая сегодняшним днем, включая материалы из сомнительных источников, попросту говоря - желтую прессу. Я посмотрел все его интервью и видеоматериалы: концерты, клипы, домашние записи. Мне нужно было понять, о чем будет идти речь, воспроизвести всю картину происходящего, ведь Майкл сказал, что главной целью этого интервью должно быть прояснение многих аспектов его жизни. У многих людей сложилось устоявшееся мнение насчет них, благодаря слухам. Собственно эти слухи мы и собрались развеять. Я попытался проследить всю его жизнь и составить свое независимое мнение - нужно было сделать список вопросов, которые бы более точно подходили для нашего интервью. На этом основывалась сама идея интервью - разговор с человеком, не заинтересованном в какой-либо корыстной цели, совершенно отдаленного от шоу-бизнеса.
Когда я пришел к нему в особняк на Сансет-стрит, он выглядел немного усталым. Майкл пригласил меня за небольшой стол в гостиной, где мы и стали разговаривать. Честно говоря, я чуть-чуть нервничал. Мне никогда не приходилось говорить со звездой такого уровня.
Ленни Родригес: Майкл, зачем тебе понадобился такой обычный корреспондент, как я, ведь можно найти более известного и профессионального?
Майкл Джексон: Ты молод и не испорчен шоу-бизнесом, как те профессионалы, которые преследовали меня всю жизнь. Однажды я уже сделал подобную ошибку, пригласив одного из них, и поплатился за это. Я раскрылся перед ним, а получил снова одну ложь и сплетни. Хотя моей целью было рассказать миру правду, чтобы исключить все нелепые выдумки.
Ленни Родригес: Ты имеешь в виду Мартина Башира?
Майкл Джексон: Ну, если называть имена, то да.
Ленни Родригес: Хорошо, я попытаюсь оправдать твое доверие и не стану менять ни единого слова в твоем интервью. Если не против, то давай приступим к основной части?
Майкл Джексон: Давай.
Ленни Родригес: Я думаю начать с чего-нибудь безобидного. Например, насколько тяжело быть знаменитым человеком?
Майкл Джексон: Ммм, я тебе скажу так. Я ничего не имею против своих фанатов, но то, что вокруг тебя постоянно происходит какое-то движение, со временем начинает утомлять. Например, куда бы я ни пошел, вокруг тут же собираются зеваки. Не думаю, что тебе было бы это приятно, если хочешь прогуляться один. А пресса? Это кошмар какой-то. Этим только дай повод, напишут такое, от чего я сам часто бываю в шоке. Выдумывают что в голову взбредет. И самое интересное, что людям потом не докажешь что на самом деле правда.
Ленни Родригес: Около твоей личности всегда ходило много слухов, сплетен, различных домыслов. Тяжело жить, когда из тебя делают пугало и выдумают разную чушь. Ведь ты прав, люди больше верят сплетням, чем правде. Мне хотелось бы узнать насчет твоей внешности: пластические операции, выбеливание, лоскутами отваливающаяся кожа, барокамера - что из этого правда?
Майкл Джексон: (Смеется) Да почти ничего.. (не может остановиться от смеха). Знаешь, было время, когда от подобных сплетен у меня волосы становились дыбом, что же люди не выдумают, чтобы их статьи попали на вершины рейтингов. Но потом я перестал обращать на это внимание, если им хочется писать такое - пускай пишут. Понимаешь, когда я был маленьким, я жил в своем выдуманном мире, т.к. у меня совсем не было друзей. В том мире я выглядел немного иначе. Я считаю это представление правильным. Поэтому я решил изменить свой нос, сделать его уже. Я хотел приблизиться к себе настоящему. Да, мое лицо претерпело некоторые изменения только благодаря носу и только. Все остальное осталось неизменным, оно лишь менялось с возрастом, как и у всех людей. Ну, разве что в последнее время я немного похудел, из-за этого мои скулы стали острее, профиль лица стал более угловатым, но это же не повод для того, чтобы говорить, что над моим лицом поработал пластический хирург.
Ленни Родригес: Ладно, с лицом понятно, но вот что ты скажешь о цвете своей кожи? Все же ты родился черным.
Майкл Джексон: Да, с ней у меня начались проблемы уже в юном возрасте. Пигментные пятна осветляли ее. Мне приходилось пользоваться тональным кремом на открытых частях тела. Постепенно моя кожа приобрела бледный вид. Заболевание, названное витилиго, достаточно редкое и не распространенное, чтобы знать о нем. Ну а я не решался раньше рассказывать это прессе, потому что просто стеснялся и не хотел давать лишний повод для сплетен.
Ленни Родригес: Одной из причин заболевания витилиго являются сильные или долговременные стрессовые состояния. Я слышал о том, что твой отец сделал так, чтобы у тебя вовсе не было свободного времени на все те развлечения, которые были у других детей твоего возраста, а также заставлял тебя упорно трудиться над карьерой музыканта с помощью своего кулака и ремня, вселяя в тебя ужас.
Майкл Джексон: К сожалению, все так и было. Да, у меня в детстве совершенно не было свободного времени. Мне хотелось поиграть с другими подростками в баскетбол или просто посидеть поболтать, но нет, я шел репетировать. Не я, а отец планировал всю мою жизнь. Мой отец был для нас пятерых настоящим тираном. А то, что я был во главе коллектива Jackson’s five ставило меня отдельно от остальных. Я был образцом для подражания и поэтому не имел права на ошибку, иначе на меня обрушивался гнев отца. Это было ужасно – танцевать или петь и думать о том, что если ты сделаешь что-нибудь не так, забудешься или устанешь, то тебя отстегают или поколотят. Нескончаемые репетиции со своим отцом оставили у меня в душе не один шрам.
Ленни Родригес: Неужели у тебя в детстве не было ни одного друга?
Майкл Джексон: Да – это правда. Я не мог заводить длительные дружеские отношения, потому что был постоянно занят.
Ленни Родригес: Как ты переживал их отсутствие? Ты что-то говорил о своем особом мире.
Майкл Джексон: Понимаешь, мозг ребенка очень чувствителен к фантазиям, он склонен создавать различные сказочные миры, недоступные взрослому человеку из-за его взрослости. В моменты, когда я был один, я создавал себе свой мир, в котором пребывал в течении не только детства, но и всей своей жизни, когда мне было одиноко. Это не аутизм, а совершенно другое чувство, основанное на воображении. Я не хожу и не говорю сам с собой как сумасшедший (улыбается), а обращаюсь туда мысленно, в то же время могу нормально общаться с окружающими людьми. Свой мир я ношу всегда с собой и в любой момент могу очутиться в нем.
Ленни Родригес: То есть твой мир, созданный в детстве, мешал твоему нормальному общению с людьми?
Майкл Джексон: Не совсем так. Люди, которые меня окружали, в большинстве своем имели какие-либо корыстные цели по отношению ко мне. Я просто это чувствовал. Я не имею в виду фанатов, они были преданы мне всегда. Потому я не мог практически ни с кем заводить дружеских отношений. Это было одним из моих сильных разочарований в жизни. Но по-другому не получалось. Я всегда давал людям шанс стать лучше, но очень часто такие шансы делали из меня мишень для насмешек или я становился целью для претворения чужих интересов в жизнь.
Ленни Родригес: Именно поэтому твоими друзьями стали дети?
Майкл Джексон: О, да, ребенок это чудо само по себе. У них очень развитое воображение. С ними очень интересно разговаривать. Они думают совсем не так как взрослые. У них чистый, не испорченный обществом разум, другое отношение к миру, другие понятия любви, дружбы. Сами дети хотят рассказать многое, но взрослые обычно их не слушают и учат своим ценностям.
Ленни Родригес: Ты приглашаешь больных детей и детей из бедных семей в Неверленд, что ты сам с этого получаешь?
Майкл Джексон: Я получаю вдохновение. Ничто в мире не дарит мне так много счастья, как созерцание радости на лице ребенка. Вообще я люблю больше давать, чем получать, в этом смысл моей жизни. Мы часто с ними беседуем на различные темы. Именно несчастные дети, у которых было трудное детство еще более чувствительны и восприимчивы. Таким детям проще привить доброту, уважение к природе, животным. С детьми вообще очень легко найти общий язык. Своими беседами я стараюсь дать им частичку той доброты, которая поможет в будущем сохранить наш прекрасный мир.
Ленни Родригес: Ты очень добрый и бескорыстный человек, никто никогда не делал и не сделает такого для детей и для нашего мира. На твои средства был создан фонд «Исцели мир» для помощи нуждающимся детям, благодаря тебе дети получают дорогостоящее своевременное лечение. Много времени уйдет, чтобы перечислить твою благотворительность. Скажи, когда ты видишь несчастного ребенка, что ты чувствуешь?
Майкл Джексон: (Дрожащим голосом) Мне очень хочется его обнять, закрыть собой от всех бед, подарить ему чувство защиты и спокойствия.
Ленни Родригес: К сожалению вот такие объятья и дали повод для грязных сплетен. Мне самому неловко об этом говорить, я чувствую твою искренность, понимаю как тебе неприятен этот вопрос, но раз мы пишем откровенное интервью Майкла Джексона, то многим хотелось бы знать о случае домогательства к малолетнему мальчику, семья которого подала иск в суд в 2003 году.
Майкл Джексон: Знаешь, этого вопроса я ждал больше всего, потому что давно хочу рассказать об этом. Многие слухи рождались у завистливых людей, многим было на руку распространять такие слухи. Взрослые - это злые и бессердечные люди. Они могут делать разные плохие вещи ради славы или денег. Чем больше звезда, тем больше вокруг нее сплетен и грязи. Мои времяпровождения с детьми не имеют ничего общего с этими грязными слухами. Если посмотреть на меня и трезвым рассудком подумать, - может ли этот человек принести боль ребенку? Он сам получит ответ - нет, никогда и ни за что я не смогу сделать подобное даже под страхом смерти. Даже наоборот, я готов отдать свою жизнь за любого из детей. Мне очень больно думать о том, каким ужасным монстром меня представляют. Не представляешь, насколько сильно я расстроен.
Ленни Родригес: Понимаю тебя. Но, что же на самом деле произошло?
Майкл Джексон: Я.., я даже не знаю как это объяснить. Я ничего вообщем-то и не делал. Быть может однажды я обнимал Гевина, как обнимал многих других детей и кому-то показалось, что происходит нечто подобное.. Если начать с самого начала, то я забрал Гевина и его семью к себе в Неверленд, потому что мальчик был смертельно болен, он даже сам не мог ходить, мне приходилось самому возить его на коляске. Я хотел, чтобы последние дни он провел в самом замечательном для ребенка месте. Но через некоторое время он полностью поправился и вскоре должен был вернуться к своей повседневной жизни. Может быть это и послужило причиной моего обвинения. В 1993 году был подобный случай, когда я дал некоторую сумму денег за подобную ложь. До суда дело не дошло, мне просто не хотелось тратить свое время впустую из-за лжи, мне проще было дать родителям ребенка то, чего они так он меня хотели - денег. Так произошло и в этот раз. Сам факт обвинения был очередной ложью для того, чтобы использовать меня как денежную корову. Если в прошлый раз я стерпел подобную ложь, то в этот раз я не желал смиряться с ней. Для всех получилось бы так, будто я на самом деле признаю свою вину и откупаюсь. Многие люди, которые по каким-либо причинам относились ко мне с неприязнью пришли на судебный процесс со своими вымышленными мерзкими историями. Мне было неприятно не только от их историй, но и от того что люди, которых я хорошо знал и доверял, говорят такое обо мне. Я не мог спать, я мало ел все время, пока шли судебные процессы. Я стал принимать успокоительные и снотворные, иначе у меня просто не получалось уснуть. После в желтую прессу просочилась информация о том, что я принимаю наркотики, а мне всего лишь хотелось спокойствия. Я хотел отдохнуть от кошмара, который трудно представить. Про свою творческую деятельность пришлось просто забыть. Судебные процессы до того истощили меня, что я находился в глубокой депрессии и сильно похудел. Что послужило еще очередным сплетням о моей внешности. Хоть мы с моими адвокатами и выиграли суд, моя репутация была опорочена, я был практически разорен этими людьми, а мой Неверленд стал для меня самым ненавистным местом. Меня до сих пор убивает мысль, что за свою доброту я был просто истерзан. В нашем мире, доброта наказуема, люди не верят в искреннее добро, они не способны понять, что не только Бог и ангелы могут дарить добро. Люди судят по себе и, даже не найдя ничего дурного в твоих поступках, они придумают за тебя сами, и выдадут ложь за правду, да так умело и ловко… что и сам будешь готов поверить в это… Это очень больно и горько.
Ленни Родригес: И всему виной была твоя неизмеримая и бесконечная доброта, сказал я сам себе. Раз уж тобой была затронута тема о Боге и ангелах, то позволь спросить. Ты и твои родители были последователями секты «Свидетели Иеговы». Впоследствии ты ее покинул. Жив в религиозной семье у тебя должно было сложиться мнение о боге и религии. Как ты сейчас к этому относишься?
Майкл Джексон: Насчет религии.. думаю если бы я был богом, я бы запретил религию. Она отнимает время, заставляет страдать, быть ограниченным. Мне не нравится религия, религия всегда была ограничением. Какой смысл в почитании Бога, если все время уходит только на это? Вопрос, который часто возникал у меня в детстве: «Разве Бог не хочет добра своим детям?». Я до сих пор не могу понять, почему Бог, если он существует, не видит добра в своих детях. Почему ему часто нужно что-то доказывать, чтобы он был сам добр к тебе, почему Бога нужно бояться? Иегова не мой Бог, я не хочу такого Бога. Он слишком вспыльчив, зол и страшен. Ты когда-нибудь спрашивал себя о том, как живут люди на Земле? Я постоянно себя спрашиваю об этом, считаю, что Бог несправедлив по отношению к хорошим людям. Он никогда не видит тебя, никогда не слышит. Он только смотрит и доставляет тебе еще новые страдания. Если бы он видел мою душу, читал бы мои мысли, то он никогда бы не позволил случиться такому со мной.
Ленни Родригес: После долгого молчания сейчас ты готовишь новое мировое турне. Что тебя заставило сделать этот шаг, ведь после судебных тяжб ты до сих пор неважно себя чувствуешь?
Майкл Джексон: Знаешь, порой я задумываюсь о том Майкле, который был раньше. Сейчас мне хочется воскресить его. Не важно, что я изнурен судами, мне только хочется сказать миру, что я тот самый, какой и был раньше, что мир не убил меня своей жестокостью. Хочу оживить в сердцах своих поклонников ту музыку, которая заставляет их сходить с ума, радоваться жизни, порхать как бабочек. Хочу спеть старые хиты: Billy Jean, Dangerous, Smooth criminal… и получить от этого удовлетворение. Я не могу жить без сцены, я думаю – это должно придать мне сил для новых творческих идей.
Ленни Родригес: Майкл, раз зашел разговор о концертах, то скажи насчет этого крика «Аууу» на сцене, у некоторых он вызывает смех.
Майкл Джексон: (Улыбается). Они не понимают, когда я на сцене и танцую, ничего больше рядом не существует. Только я и мой танец. Этот крик - крик полного отрыва, это выход моей энергии, бурлящей во мне.
Ленни Родригес: А что заставляет твоих поклонников десятками падать в обморок? Такого я не видел ни на одном из шоу!
Майкл Джексон: Да, хороший вопрос ты мне задал (улыбается). Мне самому сложно на него ответить. Думаю дело в том, что они, наконец, увидели того, кого мечтали увидеть, попали на концерт своего кумира и вот, наверно, это осознание лишает их чувств.
Ленни Родригес: Но, все же, это происходит только на твоих концертах. На любых других, поклонники также идут впервые увидеть своего кумира, но никто не падает в обморок. Быть может дело в тебе?
Майкл Джексон: Что ты имеешь в виду?
Ленни Родригес: Ну, к примеру, что от тебя идет странная энергия, что танцуя, она высвобождается и воздействует на сознание; в конце концов, что ты божественного происхождения.
Майкл Джексон: (Хихикает) В нашем мире все возможно. Порой мне кажется, что мое сознание открывает передо мной такое, чего я не могу объяснить даже самому себе.
Ленни Родригес: Тогда скажи, ведь мальчик Гевин Арвизо, смертельно болевший раком, полностью выздоровел, побывав несколько недель в Неверленде?
Майкл Джексон: Да, именно так.
Ленни Родригес: И после такого никто не признал этот случай как чудо?
Майкл Джексон: Наверно люди не хотели признать во мне божественную силу.
Ленни Родригес: Ты считаешь себя богом?
Майкл Джексон: Я сказал, что я всего лишь несу в себе силу.
Ленни Родригес: Не хочешь ли ты этим сказать, что ты сын бога?
Майкл Джексон: Пусть люди об этом судят, я не думаю, что настолько сложно почувствовать во мне хоть что-нибудь.
Ленни Родригес: Хорошо Майкл, пускай люди рассуждают о твоем божественном происхождении, а у меня все. В заключении, что бы ты хотел сказать нашим читателям?
Майкл Джексон: Вы никогда не думали, что падший духом человек, снова воспрянет из пепла надежд? Спасибо всем, кто меня поддерживал на данном этапе моего существования. В дальнейшем я сумею оправдать ваши надежды, вы не останетесь забытыми. Когда мы будем там, вы поймете, что вы сделали и кому помогли. Остальным же я скажу - прощайте.
Ленни Родригес: Это все?
Майкл Джексон: Думаю да.
Мы попрощались, и когда я уходил, в глазах Майкла на мгновение промелькнула глубокая тоска, которая отпечаталась в моей памяти, как нечто неизгладимое. И вот он снова улыбается... Я никогда не забуду этот взгляд. И эти странные последние слова... Человек без возраста. Странный парень этот Майкл Джексон, может быть и правда в нем есть что-то неземное? По крайней мере, он совершенно не похож ни на одного из нас.
Многие спросят, почему это интервью не было опубликовано ранее? По трем причинам. Первая - через 5 дней после интервью, к великому сожалению, Майкл Джексон скончался. Вторая - я не хотел публиковать материал без одобрения самого Майкла. Ну и третья - было много суматохи вокруг этой личности, я хотел, чтобы все улеглось. Теперь я решился опубликовать последнее интервью короля поп-музыки. В нем ничего не изменено и не добавлено, я чту его память. И знайте, имя Ленни Родригес вымышлено. Пускай это будет доказательством искренности Майкла Джексона. Это было его желание, теперь оно исполнено.