In Search of Neverland, part 1

Источник:justice-rainger.livejournal.comАвтор поста:justice-raingerАвтор перевода:justice-rainger

Можете себе представить, как вы берете своего сына с собой в прачечную, и пока вы занимаетесь стиркой, он начинает танцевать, петь, развлекать всех присутствующих, а они аплодируют и поют вместе с ним? Невероятно! Именно этим занимался Майкл Джексон, когда был ребенком. Он развивал свой талант, когда танцевал и пел под любой ритм, который слышал, даже под ритм работающей стиральной машинки. Майкл был рожден, чтобы стать звездой.

Я все еще помню Майкла-тинейджера, как он стоял рядом со своей матерью, Кэтрин, и стучал в нашу дверь на 3747 Sapphire Drive. Его семья недавно переехала в Энчино, Jackson 5 были просто мега-популярны. Мать и сын принесли нам приглашение посетить молитвенный дом свидетелей Иеговы, куда ходила Кэтрин. Я была удивлена их визитом, хотя уже успела побывать у них дома, на Хейвенхерст-авеню, по соседству с нами. Мой сын, Уилл Берлин, прятался там после школы, чтобы поиграть в баскетбол с Рэнди Джексоном вместо того, чтобы ходить к репетитору. Несколько раз я ездила машиной по их длиннющей подъездной дорожке и звала его, чтобы шел домой. Так мы с Кэтрин Джексон и познакомились, она подошла к моей машине и шепнула: «Он вон там, прячется за кустами». Она улыбнулась мне, представилась, мы болтали про наших детей и их образование. Поскольку мальчишки Джексонов были слишком знамениты, чтобы посещать обычную школу, Кэтрин и Джо записали пятерых из своих шести сыновей в школу Cal Prep School, а младшего, Рэнди – в школу Lanai Road, в которую ходил и мой сын Уилл.

Я часто видела Майкла в супермаркете «Гельсон», расположенном в нашем районе, он ходил туда каждый день, для него это было чем-то сродни тренировки, а заодно позволяло подышать воздухом, пока он шел к супермаркету и обратно. Мы иногда наталкивались там друг на друга: он занимался покупками по утрам, а я часто останавливалась там после утренней прогулки по парку. Там мы иногда играли в прятки. Майкл внезапно появлялся из ниоткуда, осаливал меня, а затем убегал и снова испарялся. Я часто думала, что он уже ушел из супермаркета, но он опять выскакивал откуда-то, тыкал меня пальцем в плечо, чтобы дать мне понять, что выиграл, поскольку я так и не сумела его отыскать. В этот супермаркет приходили многие другие знаменитости. Тони Рэндалл и Салли Филд покупали там продукты, О-Джей Симпсон тоже заезжал после пробежек с Элом Коллинсвортом, чтобы купить апельсиновый сок, хотя он жил на холмах, в Бел-Эре. Майкл был очень застенчив, поэтому никогда не заговаривал с другими знаменитостями. Когда они приветствовали его, он просто отвечал им – «Привет!»

Когда Майклу было примерно 24 года, ему подарили огромный, черный с золотом харлей-дэвидсон в обмен на какую-то услугу. Мотоцикл был шикарный, стоил примерно 35 тысяч долларов, и Майкл поставил его в фойе дома на Хейвенхерст-авеню, прямо под лестницей. Кэтрин пригласила меня в дом, и когда я приехала, она с гордостью продемонстрировала мне мотоцикл. Мы разговорились, и я видела, что она волнуется за безопасность Майкла, поскольку он не слишком-то умел кататься на мотоцикле, весь его опыт сводился к катанию на горных велосипедах.
– Ну, может быть, ему тогда не следует ездить, – сказала я. В езде на мотоцикле всегда присутствует риск, один из наших соседей в Энчино недавно потерял родственника в мотоциклетной аварии. Я добавила:
– Да кому угодно будет опасно ездить на мотоцикле в этом городе, с таким уличным движением.

В тот же вечер Майкл сказал, что прокатится на мотоцикле. В то время он был очень красив, силен, здоров и полон любви к приключениям. Чуть позже я пошла в студию, где он работал. Он писал какие-то новые тексты к песням, создавал новые аранжировки, и когда закончил, я заглянула к нему, вот он и сказал мне, что собирается прокатиться.

– Ты уверен? Не думаю, что тебе стоит рисковать и выезжать в город. Движение на дорогах слишком интенсивное.
– Да я катаюсь очень рано утром, когда машин почти нет, – ответил мне Майкл, – а иногда я просто езжу по парку.

Он имел в виду Энчино Глен Парк площадью 2500 акров, где местные жители могли гулять, бегать или кататься на велосипеде по специально обустроенной дороге длиной в шесть с половиной миль. Джо и Кэтрин часто гуляли там, иногда с некоторыми из своих сыновей и дочерей, чаще всего с Джермейном, но очень редко – с Майклом. Джермейна можно было встретить там чаще всего, он выходил туда на пробежки.

– Майкл, ты уверен, что хочешь этого? Тебе бы надо поберечься.
– Ну, я хочу ощутить ветер, – сказал он. – Я хочу, чтобы мои легкие наполнились свежим воздухом, и мне нравится эта чистота, мне нравятся запахи.
– Ну ладно, решать тебе.

Он все же уговорил меня прокатиться с ним. Я неохотно залезла на мотоцикл у него за спиной и сцепила руки у Майкла на груди. Он стартовал на такой скорости, что я уцепилась за него как сумасшедшая и заорала! Он только рассмеялся и прибавил газу! Мы носились по парку, я была напугана до синих чертей, но в какой-то степени мне даже понравилось, а Майкл все прибавлял скорость и явно получал удовольствие от поездки. Разумеется, он вернул меня к отправной точке нашей прогулки в целости и сохранности, но какая это была поездка!

После этого дня, как я понимаю, он катался на мотоцикле еще раз шесть. Все были обеспокоены его безопасностью, поскольку ему и впрямь приходилось быть очень осторожным. Майкл Джексон был застрахован звукозаписывающей компанией и другими компаниями, на которые он работал в съемках телерекламы. Если бы он начал так необдуманно рисковать собой, они бы отменили свои страховые полисы.

Элизабет Тейлор хоть и была первой, кто назвал Майкла Джексона Королем поп-музыки, но задолго до этого у меня была для Майкла другая кличка. Мы говорили про его награды Грэмми и его желание стать кинозвездой, и я назвала его Pop Super Mega Star – и ему это очень понравилось. Каждый раз, как я называла его так, он верещал от восторга, вертелся на месте, говорил «Спасибо!» и кланялся. Майкл был такой забавный, с ним было очень весело. Я рада, что он сумел разделить свой невероятный талант, музыку и лунную походку со всем миром. Он катался по всему миру и общался со всеми людьми, которые были его поклонниками. Он хотел всем принести счастье, наполнить их сердца любовью и радостью. Даже когда он выиграл все эти призы Грэмми, это не раздуло его эго до непомерных величин. Он всегда был достаточно приземленным, иногда даже смиренным. Он не задирал нос. Он очень просто одевался и всегда казался мне здоровым и счастливым.

Однако Майкл поддерживал все виды публикаций о самом себе, независимо от того, были ли они негативными или позитивными. Ему было абсолютно наплевать на это, если его имя оставалось в новостях и в газетах. Когда появилась эта история о том, что он купил кости Человека-слона, я сказала ему:
– О, Боже, да они же влезли в твою личную жизнь. Никому не следовало знать, что ты купил кости Человека-слона. Это же было частное приобретение.
– А с чего ты все время повторяешь, что я купил кости Человека-слона? Я не сумасшедший. Ты же знаешь это. Я уже много раз говорил тебе, что не делал этого.
– Окей, Майкл, я больше не буду упоминать об этом.

Он расхохотался:
– Это было самой безумной новостью, которые они когда-либо придумывали, все эти критики, проныры и клоуны, которые придумывают истории.

Майкл Джексон всегда искал способы сделать людям какое-нибудь добро. В начале 80-х я прислала ему письмо с рассказом о семье чернокожих, имущество которых я выставила на продажу. 87-летний отец семейства с тяжелой болезнью сердца и трое детей в возрасте от 16 до 19 лет, которым все еще надо было ходить в школу. Отец заботился о них, как умел. Он отправлял их в школу, готовил им поесть, а они помогали ему прибираться в доме и сами стирали свою одежду. Матери у них не было. Мать, белая наркоманка, покончила с собой за несколько лет до этого.

Я рассказала Майклу эту историю и добавила, что теперь, когда их отец умер в больнице, о детях заботился 50-летний племянник их отца. Они вот-вот могли потерять дом из-за долгов, и хотя дом был выставлен на продажу, никто не хотел его покупать. Я чувствовала себя обязанной попытаться помочь им, чтобы они могли хотя бы закончить школу.

Майкл перезвонил мне сразу, как получил письмо.
– Я хочу помочь, – сказал он, – так что дай мне адрес и телефон.
После этого он отправил кого-то к этой семье с подарками. Он поговорил с племянником, который заботился об этих детях. Майкл платил за содержание дома, чтобы его не описали за долги и чтобы он мог оставаться на рынке недвижимости, пока не будет продан. Дом выставили на открытый аукцион, поскольку старик не оставил завещания. Майкл отправил кого-то на аукцион, чтобы искусственно, в процессе торгов, завысить цену. Наконец, дом был продан, и дети жили с дядей в его квартире. Майкл достал им квартиру побольше, чтобы дядя мог заботиться о них. Они закончили школу и поступили в колледж. Поскольку у них не было даже страховки на случай смерти, Майкл оплатил похороны их отца – человека, с которым даже никогда не встречался. Разумеется, он продолжал помогать этим детям, пока они не поступили в колледж с полной стипендией.

Надеюсь, это хоть немного покажет вам доброту Майкла, который всегда старался помочь детям. Его щедрость тронула мое сердце.

Как я уже говорила, Майкл точно знал, чего хотел. Он вспомнил, как снимал клип с Полом Маккартни на ранчо, на котором был прекрасный дом в стиле английских Тюдоров. Съемки прошли не слишком хорошо, их просто выгнали оттуда, поскольку команда Маккартни не озаботилась тем, чтобы заранее получить на съемку разрешение от владельца ранчо, но Майкл запомнил это место и хотел что-то наподобие этого. Моим первым шагом было просмотреть все ранчо в округе, и я обнаружила, что его параметрам соответствовали всего три поместья – одно из них находилось в округе Санта-Барбара, в долине Санта-Инез. Как только я обнаружила это место, я все еще не могла понять, как туда доехать, это было задолго до изобретения GPS, а у многих проселочных дорог не было никаких опознавательных знаков. Я позвонила местному риэлтору в Санта-Барбаре, который, как я узнала позднее, по счастливой случайности работал на владельца ранчо, Билла Боуна. Его приятель Пол ответил на звонок и сказал:
– Я был на этом ранчо вчера вместе с брокерами. Мы осмотрели его, но оно не выставлено в списках на продажу. Все покупатели должны регистрироваться и утверждаться владельцем.

С такими требованиями я решила, что мне лучше самой осмотреть ранчо, прежде чем рассказать о нем Майклу. Пол согласился отвезти меня туда. Мы прибыли к главным воротам, на которых не было никакой маркировки, и нам пришлось проехать еще три мили, пока мы добрались до центрального особняка. Ранчо, известное тогда под названием Sycamore Valley Ranch, находилось среди пологих холмов, на его территории росли 50 000 дубов и платанов. Когда мы доехали до дома, я была в восторге от того, что увидела. Дом был просто фантастический, он показался мне замком. Дизайн был под английских Тюдоров: два этажа, площадью 14000 квадратных футов! Все комнаты были разные, не было ни одной похожей на предыдущую, каждая была как отдельное произведение искусства. Билл Боун и его жена сами работали над дизайном с помощью декораторов и архитекторов. Это и был дворец, который Боун построил для своей жены и детей. Он создал настоящий, особенный рай для своей семьи.

Еще одна деталь, о которой стоит упомянуть: Майкл Джексон настаивал, чтобы на его идеальном ранчо были олени, и никаких компромиссов не принимал. Ранчо примыкало к национальному лесопарку Лос Падрес, где водилось множество оленей, и они часто приходили на территорию ранчо, привлеченные геранями, росшими вокруг. Собственно, герани специально высаживались там, чтобы привлечь оленей, поскольку они очень любят это растение. Позднее я увидела волшебнейшее зрелище – как олени прыгали по территории в предрассветном свете или на закате, когда выходили из леса, чтобы поесть.

Я сразу поняла, что это и будет то место, которое Майкл Джексон собирается назвать своим домом.

Владелец ранчо, Билл Боун, был создателем курорта PGA West Resort в Палм Спрингс. Он познакомился со своей женой в Стэнфордском университете, и пока они еще учились, Билл нарисовал картинку дома своей мечты для своей будущей жены и пообещал ей, что построит ей этот дом, когда станет строителем. И таки построил. Это заняло у него пять лет, он работал три полных дня в неделю, чтобы закончить интерьер. Биллу присудили звание строителя десятилетия в 1988 году, и он получил высшие награды за свои достижения, среди которых было множество проектов жилых районов и курортов с площадками для гольфа.

К сожалению, к тому времени Билл и его жена оформляли развод, и продажа дома была частью их соглашения. Сердце Билла было разбито, и он часто плакал, не скрывая своего горя. Но он знал, что должен продать свой дом, поэтому и чувствовал себя потерянным. Он установил суровые условия для всех, кто собирался хотя бы осмотреть ранчо. Он хотел убедиться, что у потенциального покупателя есть деньги, поэтому требовал по две декларации о подоходном налоге, чтобы проверить наличие финансов. Я знала, что для любого покупателя это очень усложняет процедуру, но я понятия не имела, сколько времени у меня уйдет, чтобы закрыть эту сделку, поскольку в таких крупных операциях всегда встречаются множество препятствий.

Сначала нужно было устроить Майклу посещение ранчо, чтобы он сам решил, похоже ли это место на то, которое он помнил по старым временам. Когда я сказала ему, что нашла ранчо с территорией минимум 2700 акров, и что оно принадлежало богатейшему человеку Калифорнии, у него расширились глаза, и он с огромным нетерпением ждал осмотра.

–––––

Я как раз заканчивала организовывать дела, но у меня было множество трудностей из-за жестких правил владельца. Нужно было подписать регистрационную форму клиента со всеми его данными, две копии декларации о подоходном налоге, чтобы подтвердить, что у покупателя достаточно денег для покупки. Билл Боун все пытался выяснить, кто же этот таинственный незнакомец, который хочет остаться инкогнито, осматривая его ранчо стоимостью 35 миллионов долларов. Он отказался открыть нам ранчо, пока не убедился, что его собственность (а в доме одной только мебели и произведений искусства было на 3,5 млн. долларов) будет в безопасности. Предоставить ему какие-либо гарантии было очень трудно, особенно в присутствии этого незнакомца в маске, отказывавшегося зарегистрировать свое имя. Наконец, Боун согласился открыть нам ранчо, когда Майкл дал мне разрешение зарегистрировать его визит, но мне все еще надо было подготовить Боуна к тому, как мы будем работать, чтобы заключить успешную сделку.

Через несколько дней мы договорились поехать на ранчо. Билл Брэй должен был везти нас, но когда я утром приехала в Энчино, он еще не прибыл, а Майкл выглядел так, словно проплакал всю ночь. Мои личные отношения с Майклом были особенными, он знал, что может положиться на меня, и я сохраню все, что мы обсуждали, в секрете. Но я видела, что он плакал и пытался скрыть это от меня.
– Майкл, что случилось? – спросила я, обнимая его. – Ты же знаешь, все, что мы обсуждаем, останется в секрете.

Он вздохнул и ответил:
– Глория, пожалуйста, не дай кому-то узнать, что я осматриваю ранчо, особенно чтоб не знали их владельцы и риэлторы, иначе про это прознают репортеры. И моим людям тоже не следует знать. Это особенный секрет, твой и мой. Я знаю, что это очень осложняет работу, но я знаю, что могу положиться на тебя. Пожалуйста, постарайся найти мне ранчо побыстрее, пока я не уехал в Японию.
– Разумеется. Майкл, твое счастье для меня очень важно, я люблю тебя как сына. Ты увидишь ранчо своей мечты еще до того, как уедешь в тур.

Я улыбнулась, когда он заглянул мне в глаза, словно пытался проверить, насколько серьезно я отношусь к своим обязательствам. Наконец, прибыл Билл Брэй, и мы отправились в путь.

In Search of Neverland, part 2

При заключении таких масштабных сделок очень важно составить инвентарный список всего, что есть в доме и на территории, все, что включено в сделку, до мелочей – аж до ложек, вилок и тарелок. Мы с Майклом провели всю инвентаризацию практически самостоятельно. Билл Брэй был с нами часть недели, но больше времени проводил в Лос Оливос и Санта-Барбаре. Такой покой и тишина подходили не каждому. Все крупные шишки нашей компании быстренько уехали в город после осмотра территории и оставили нас работать дальше.

Билл Боун дал нам инвентарные списки для каждой комнаты, и мы с Майклом проводили многие часы, сверяя их с предметами, включенными в сделку. В доме было множество красивых и дорогих антикварных вещиц, привезенных из разных стран. Камин в главной гостиной был привезен из Рима. Мне надо было закончить эти списки и определить, что будет продано, а что оставлено хозяину. Пока я работала над всеми этими записями, Майкл настаивал на том, чтобы мы играли в игры.
– Ты еще помнишь, как играть в классики? – спрашивал он.

Я мотала головой:
– Нет, нет, я не знаю!
– А как насчет игры в прятки? – смеясь, упрашивал меня Майкл.
– Да, я в эту игру всегда выигрывала у моих братьев и сестер. Но сначала я спрячусь и, думаю, ты не сможешь меня найти.

Майкл высоко подпрыгнул и снова засмеялся:
– Классный будет день!
– Дай мне пять минут, чтобы я спряталась, а ты отвернись и закрой глаза, не подсматривай!

Майкл принял условия и позволил мне завязать ему глаза, после чего я крикнула ему, что иду прятаться, и убежала так быстро, как только могла, прямо в прилегавший лесопарк. Я быстро спряталась за огромным камнем, надеясь, что Майкл не увидит мои следы на земле и не выследит меня. Через 20 минут я пошла обратно, к тому месту, где видела его последний раз. Его нигде не было, и я начала волноваться, что он заблудится в лесу. Когда я начала звать его по имени, он внезапно выскочил откуда-то, как газель, и похлопал меня по спине. Он так меня напугал! Разумеется, он выиграл. Хотя я была на добрых тридцать лет старше него, в играх он пробуждал во мне ребенка.

Майкл решил, что будет тренировать равновесие, забираясь на заборы и гуляя по ним как канатоходец или гимнаст. Я все напоминала ему, что медицинской помощи здесь не было, а через несколько дней стартует его мировой тур. Он был бесстрашен, и чем больше я протестовала, тем больше он хотел что-нибудь учудить. Было так интересно знакомить его с ранчо, изучить каждый камень, каждую расселину, каждый ручей, каждый водопад. Майклу очень нравилась имитация Лондонского моста, и мы часто сидели на нем. Вокруг дома раскинулся сад, по четырем сезонам, и в каждый сезон он цвел, круглый год. Майкла это восхищало, он обожал цветы.

Когда мы остались там ночевать в первый раз, я спросила:
– Майкл, почему ты так любишь животных?
– Потому что они способствуют исцелению и они создания Божьи. Даже в Библии сказано о них. Например, в псалме 148 сказано – «Все дикие звери и все мелкие твари, и птицы в небесах, славьте Господа». Мы должны славить Господа, как и животные.
– Это чудесно, Майкл.
– В моих номерах всегда была Библия, когда я путешествовал по миру, – продолжал он. – Иногда мне было так одиноко. Билл запирал меня в комнате ради безопасности и не выпускал меня оттуда, не позволял самому выходить на улицу. А мне так хотелось это сделать. Он не пускал меня. Я чувствовал, что должен слушаться его, потому что он мне как отец, он мой охранник, и я привык, что он принимает какие-то строгие решения о моей безопасности.
– Ну, я думаю, это прекрасно, что он так тебя защищает. Он действительно переживает за тебя, не говоря уже, что кто-нибудь может тебя похитить и потребовать выкуп.
– Да, Глория, я знаю, поэтому я и не выхожу из комнаты. Я пытаюсь не делать ничего слишком уж безумного… например, вылезать из окна, хотя иногда я действительно вылезал. А потом мне приходилось точно так же возвращаться, залезать в окно.

На второй день Майкл вел себя так, словно проснулся в Лас Вегасе. Он начал рассказывать, где поставит карусели и колесо обозрение. И лошади. Он хотел, чтобы на ранчо были лошади, и дети могли кататься на них. Вокруг ранчо будет ездить специальный поезд, совсем как в Диснейленде, потому что некоторые дети не могут ходить или бегать, они не смогут обойти ранчо пешком. Майкл рассказывал мне про все это, ожидая моего одобрения, а затем вдруг спросил меня:
– Что это у тебя за духи?
– Ну, так случилось, что это Elizabeth Taylor's White Diamonds.
– О-о-о, Боже, ну, неудивительно, что мне так нравится уткнуться носом тебе в шею и нюхать. Это запах Элизабет Тейлор, – ответил он

Он обычно носил черные джинсы, штаны-хаки или обычные джинсы, или черные брюки с красной или белой рубашкой. Он всегда выглядел чистым, стильным и ухоженным. Когда цвет его кожи стал меняться, он начал пользоваться косметикой более интенсивно. У него действительно была витилиго, и он иногда показывал мне пятна. Он сказал, что собирается сводить их, потому что ему не нравится так выглядеть. А потом он сравнивал цвет моей кожи со своей. Он также любил сравнивать свой нос и мой. Мог спросить меня внезапно:
– Кто делал тебе нос?
– Никто, я такая родилась.
– А ты пойдешь со мной, когда я буду делать еще одну операцию, чтобы поправить нос?
– Буду рада стать для тебя моделью, но я думаю, что у тебя прекрасный нос, и он замечательно подходит твоему лицу.
– А я думаю, что мой нос все еще слишком широкий. Я бы хотел поменьше.

Однако он так ни разу и не перезвонил мне, чтобы сходить к доктору вместе.

Мы обсуждали то, что если ему захочется сходить в церковь, в городе поблизости не было молитвенного дома свидетелей Иеговы. Я спросила:
– Ну так тебя же выгнали, разве нет?
– Да, – ответил он, – потому что я танцую слишком сексуально, по их мнению. Они сказали, что мои танцы слишком сексуальны, а они запрещают какие-либо чувственные движения. Так что они велели мне уйти и не возвращаться. Но именно этим я зарабатываю на жизнь, танцами и пением, а они хотели, чтобы я перестал это делать. Я решил, что не могу. Просто не могу бросить пение и танцы. И все, что я делаю – я делаю для моей мамы. Ты же знаешь, я люблю свою маму Она самая прекрасная и чудесная женщина в моей жизни.

Просыпаться каждое утро под пение птиц и Майкла Джексона, напевавшего новые песни, было невероятным вдохновением. Мы завтракали с Майклом и обсуждали его планы, и я была обеспокоена, что такой молодой парень принимает на себя такую большую ответственность. Я рассказала ему, что моя семья владела множеством ранчо в Мексике, некоторые из них сегодня заброшены, поскольку моя семья не хотела больше заботиться о ранчо, даже если они доставались нам в наследство и были свободны от долгов. Мой дед был успешным ранчером и скотоводом, как и мой прапрадед, так что у меня были практические навыки и знания из первых рук о том, как управлять большими ранчо. Мне не хотелось, чтобы Майкл перегружал себя такой ответственностью.

Майкл всегда серьезно относился к своей одежде. Все было идеально подогнано по фигуре, его брюки всегда сидели идеально. Он знал, как одеваться, чтобы подчеркнуть свои танцевальные движения – например, надевал белые, расшитые бисером носки и черные туфли. Пока мы были на ранчо, он предложил мне свои знания о моде, к моему величайшему изумлению. Я в то время носила безразмерные свободные рубашки и такие же штаны. Он сказал мне:
– Я думаю, ты бы выглядела на два размера меньше, если бы носила что-то более облегающее. Ты же не толстая.

Я уже говорила ему, что хотела бы похудеть, расспрашивала его о диете, которой он придерживается. Майкл предложил:
– Ну, сначала тебе надо подогнать по фигуре штаны и блузки. Ты выглядишь на два размера больше, чем есть на самом деле. Какой у тебя размер?
– 12.
– В этих мешковатых штанах и рубашках ты выглядишь на 16. Почему ты не подгонишь их по фигуре или не купишь размер поменьше?
– Ну я же брокер, я много езжу по штату, весь день провожу в машине. Поэтому и ношу свободную одежду.

Он также настаивал, чтобы я лучше заботилась о своей коже. Он заставлял меня надевать шляпу, когда мы гуляли по ранчо, чтобы я не обгорела. Естественно, он и сам носил шляпу. А еще он предложил, чтобы я наносила солнцезащитный крем и чаще пользовалась увлажняющими кремами и лосьонами. Майкл сказал мне, что всегда пользуется увлажняющими кремами и макияжем, чтобы защитить свою кожу. Утром, когда мы спускались к завтраку, он всегда был при макияже, наносил черную подводку на веки. Он здорово смотрелся с этой красной помадой и румянами (майгад! Красная помада и румяна??? Кабаре, блин… – прим.пер.) Мне очень нравилось, что он носит мейкап, чтобы подчеркнуть свою красоту и защитить кожу. Мужчины обычно ходят с ранними морщинами, которых в их возрасте быть вообще не должно, потому что ничего не делают, чтобы защитить свою кожу. Майкл сказал, что ему нравилось всегда выглядеть готовым к выходу на сцену.

Иногда, когда Майкл носил черный платок, закрывавший половину его лица, как десперадо, я тоже цепляла красный шарфик, чтобы закрыть свое собственное лицо. Билл Брей часто делал нам замечание, что мы ведем себя глупо, как дети, а ведь это ранчо – очень серьезная покупка. Он все время выговаривал нам, чтоб мы перестали дурачиться.

Майкл и я целыми днями осматривали территорию ранчо. Майкл совершенно не беспокоился о том, как он будет управлять ранчо, и не хотел, чтобы я думала о деньгах. Он хотел, чтобы я сосредоточилась на природе, на этой красоте, и на том, что он собирался сделать с этим местом. Он сказал, что это будет для него самой трудной задачей в жизни. Он хотел провести лучшую часть своей жизни, заботясь о животных, о гостях, которых будет приглашать на ранчо, и детях, которых хотел усыновить. Он сказал мне, что не собирается жениться или иметь своих собственных детей. Неделя пролетела очень быстро. Я наслаждалась каждым мгновением.
– Майкл, почему ты так любишь детей?
– Мне редко доводится побыть среди них. Когда я вижу лица малышей, я вижу Бога в их глазах. Я все время среди взрослых или тинейджеров, которые приходят ко мне на концерты. Я из большой семьи, но я не знаю, смогу ли иметь своих собственных детей. Я просто хочу создать рай для себя и для детей. Я хочу поделиться с ними радостями жизни.

Днем мы сидели на берегу озера напротив дома, и Майкл спросил:
– Хочешь выпить что-нибудь?
– Да, может быть. Вон там рядом с домом для гостей есть питьевой фонтанчик, наверное, я попью оттуда.
– Ладно, но я могу тебе дать воды из кулера.
Он везде таскал за собой кулер, по всему ранчо, когда мы шли гулять на несколько часов. Летний ветер был очень горячим. Мне очень хотелось залезть в озеро, но я плохо плаваю, так что не рискнула. Когда я сказала об этом Майклу, он ответил:
– Ну, если не умеешь плавать, лучше не лезь, я не сумею тебя спасти, если что-то случится.

Пока мы были на ранчо, мы посетили соседнее поместье Бо и Джона Дереков. Майкл катался верхом на лошади, и я была поражена, когда увидела, что он держится в седле как заправский ковбой. Я не могла себе представить, что он это умеет.

На четвертый день он начал рассказывать мне о своих самых сокровенных мечтах. В Энчино у него были два жирафа, мать и сын, и он сказал мне, что собирается перевезти их в Неверленд, чтобы они объедали деревья вокруг дома и таким образом формировали кроны. Он очень хотел забрать своих зверей из Энчино, подальше от инспекторов из Департамента по контролю за животными. Я рассказала ему о моем недавнем и довольно несчастливом происшествии с таким вот инспектором, который попытался забрать мою собачку. Я начала ругаться с ним, и мы так повздорили, что меня арестовали и посадили в тюрьму, мне пришлось платить залог, чтобы выйти оттуда!

Майкл смеялся с меня.
– О, я так горжусь тобой, что ты сразилась с инспектором, чтобы не отдавать им свою собаку. Они стоили мне много слез и еще больше денег, и они все никак не оставят меня в покое. Они все время звонили в дверь, но я не открывал им. Они даже выписали ордер на мой арест, но так и не сумели меня найти, потому что я ездил с гастролями.

Я видела Майкла на сцене и после этого фееричного зрелища смогла понять, что он пытался мне объяснить: что он путешествовал по миру с ощущением пустоты внутри.

– Глория, я чувствую, что танцую на проволоке в цирке, без страховочной сетки подо мной. Никого нет, и сетки тоже нет, и я должен выкладываться по полной, чтобы остаться там, на этом тросе, и преуспевать в том, что делаю – во всех странах.

Я была потрясена тем, что он обнажил передо мной свои страхи, свое сердце. Я обняла его, и мы обнимались до тех пор, пока он не вздохнул.

Пока мы беседовали, я поняла, что Майкл путешествовал по многим странам, но практически ничего не видел. Билл Брей закрывал его в комнате, чтобы не допускать его контактов с миром и обеспечить его безопасность. Билл также знал, что Майклу нужно спать, так что следил, чтобы он оставался в своей комнате на ночь. Иногда Билл уходил по своим делам и запирал Майкла в комнате, чтобы тот не мог выйти (естественно, ради его же блага, Майклу не разрешалось выходить куда-либо без Билла). Майкл сказал мне, что от этого он чувствовал себя одиноким и брошенным. Разумеется, он понимал и ценил то, что Билл делал для него, поскольку в этом заключалась его работа. Он занимался этим с тех пор, как Майклу исполнилось пять лет. Одинокими ночами Майкл просто смотрел из окна отеля и разговаривал с луной. Луна придавала ему сил, энергии и вдохновения. Он чувствовал себя комфортно, ощущая это мощное волшебство. Он говорил с луной всякий раз, когда оставался один в комнате.

Быть Королем поп-музыки имело свои преимущества, путешествовать по миру было здорово, посещать все эти города и великолепные отели, и Майкл рассказывал мне, как здоровался с главами государств и множеством знаменитостей в Великобритании, Европе, Японии и Китае. Но из-за напряженного графика поездок по миру у него оставалось очень мало времени на сон и отдых. Он беспокоился за свою хореографию, за музыку, за исполнение тех, кто работал с ним. Каждое оригинальное выступление было построено вокруг него, и все то, что делали его музыканты, танцоры или бэк-вокалисты, нельзя было пускать на самотек. Майкл должен был чувствовать себя абсолютно свободным, чтобы полностью отдаться во власть танца и соединиться со своими поклонниками.

У Майкла было множество источников вдохновения. Он часто говорил о своей матери, Кэтрин, как о источнике вдохновения, благодаря которому он помогал множеству благотворительных организаций в городах, которые посещал. Майкл также восхищался и помогал военным, положившим свою жизнь на то, чтобы служить нашей стране. Источниками вдохновения для него были и его друзья, такие как Берри Горди, Лайонел Ричи, Смоуки Робинсон, Дайана Росс, Элизабет Тейлор, Брук Шилдс и множество других талантливых артистов.

Миллионы его поклонников были для него настоящей семьей, поскольку он танцевал по всему миру, воплощая их мечты в реальность.
– «Лунная походка» была частью моей души и духа, – говорил он мне. – Поэтому я станцевал мунвок для Берри Горди в честь 25-летия Motown.

–––

По дороге домой у нас был шанс поговорить. Я сказала Майклу, что хочу знать, что он задумал. Он ответил:
– Давай заключим эту сделку. Давай прямо сейчас купим это ранчо на мое имя. Я хочу купить его и хочу, чтобы ты мне помогла, Глория. Но у меня всего 11 миллионов. У меня пока что нет всей суммы, чтобы выкупить его. Как думаешь, сколько оно стоит по-настоящему?

Мои исследования показали, что ранчо Sycamore Valley было самым дорогим 2700-акровым ранчо во всех Соединенных Штатах; цена на него была непомерно завышена, но потенциальный покупатель все равно должен был сделать встречное предложение на заявку Билла Боуна в 35 миллионов. Я знала, что операция будет не из простых, и не только потому, что Майкл уезжал в тур, но еще и потому, что те, кто был вокруг него, очень не хотели, чтобы он купил это ранчо. У них были на примете другие поместья, которыми владели их друзья и родственники, и они хотели продать ему то, что, по их мнению, могло принести деньги конкретно им, совершенно не заботясь о его интересах. Они также были заинтересованы в том, чтобы получить на этой сделке комиссионные – ведь это же будет самая крупная сделка столетия. Я знала, что Майкл работал с несколькими брокерами последние пару лет, но так и не нашел то, что хотел. И я сказала ему:
– Я думаю, что, судя по ценам на ранчо по всей стране, 17 миллионов будет очень подходящей ценой. Это будет прекрасная сделка, если мы сможем получить ранчо по этой цене, учитывая все постройки на нем. Все это Билл создавал сам, и дом, и все прилегающие сооружения, амбары, заборы, офисы, гараж. Все, что там находится, стоит больших денег. В доме мебели и произведений искусства на 3,5 миллиона, и ранчо полностью оборудовано для жизни. Если они продадут его за 17 миллионов, это будет очень здорово, тем более, что ты берешь его полностью под ключ. Тебе не придется ничего делать, только перевезти туда свои вещи и нанять персонал.

––

Нам нужно было сделать встречное предложение, но еще до этого нам нужно было получить согласие целой толпы советников Майкла. Вскоре после осмотра ранчо его адвокат, Джон Бранка, велел Майклу (не проконсультировавшись со мной) предложить Биллу 10 миллионов. Вообще-то, поначалу он хотел предложить еще меньше – всего 9 миллионов. Когда я узнала об этом, я сказала Майклу:
– Ты знаешь, что очень обидишь владельца таким предложением, и мы не сможем ничего от него добиться, если будем его оскорблять. Это все равно, как если бы ты просто дал ему пощечину. Это не продажа за долги. Когда ты так богат, как его владелец, ты просто не примешь невыгодное предложение. Этот человек невероятно богат, и его признали строителем десятилетия. Ему нет необходимости продавать ранчо, если он не захочет. Ему необязательно принимать твое предложение.

После разговора с Майклом Бранка позволил мне предложить 13 миллионов и банковский чек на 200 тысяч. И хотя Майкл дал разрешение на эту сумму, мне все равно пришлось нести это предложение сначала Бранке, потом Фрэнку Дилео и Маршалу Гелфанду, чтобы они это одобрили. Его советники мешали делу, говоря, что это ранчо столько не стоит, что нам не надо предлагать так много. Кажется, они пытались помешать Майклу получить то, что он хотел.

Наконец, Бранка сдался и сделал предложение от своего имени, потому что так было нужно, чтобы продвинуть сделку и сохранить ее в тайне от прессы. Позднее ранчо было переведено в трастовый фонд на имя Майкла, но имя Бранки использовалось в первичных документах о продаже. Тот факт, что предложение было сделано от имени Бранки, очень усложнило операцию. Бранка бы предпочел, чтобы я не участвовала в трансакции, но поскольку я была риэлтором, который представлял интересы Майкла, предложение должна была подавать именно я. Секретарь Боуна сказала нам, что ранчо также осматривали инвесторы из Японии и тоже были заинтересованы в покупке. Это еще больше давило на нас.

Чтобы сделать предложение Боуну, я и Билл Брэй должны были полететь в Денвер. Боун катался на лыжах в Аспене и не хотел возвращаться домой. Мы встретились с ним и показали ему наше предложение. Он посмотрел и был просто взбешен. Он даже расплакался. И сказал:
– Поверить не могу, что вы так поступаете со мной. Это предложение неприемлемо. Я даже не буду это обсуждать, нам не о чем говорить.

После чего добавил, что если бы я была мужчиной, он бы уже надрал мне задницу и вышвырнул меня вон.